У нас теперь совсем настоящий ребёнок. Он орёт по поводу всего: хочу гулять, не хочу гулять, вода горячая, вода холодная, мама помоги, мама отойди, не хочу в садик, не хочу домой, просто не хочу, понеси самокат, хочу пописать и я пописал.

Одна щека у него розового цвета, потому что он здоровый сытый мальчик. Вторая щека у него зелёного цвета, потому что первая (здоровая и сытая) покрашена розовым фломастером, а вторая зелёным. Фломастер, конечно, не смывается.

— Мама, я хочу твою печеньку.
— Нет, Тёма, эту печеньку тебе нельзя, я тебе её потом дам, когда тебе исполнится три годика, — Марина защищает своё исключительно право на «Ягодное лукошко» по утрам.

Тёма попробовал еще разок на следующий день: «Мама, можно мне твою печеньку?». Но нет, опять нельзя. Мальчик задумался до следующего завтрака:
— Мама, я хочу проверить, какой у твоей печеньки вкус.

Не проси печеньку. Тестируй её.

Но в целом булочки Тёме можно, поэтому если он просит, Марина иногда заходит с ним в пекарню.
— Тёма, какую ты хочешь булочку?
— Просто булочку.
— Гм... Хочешь круассан?
— Нет, круассан не хочу. Меня от него тошнило.

Мальчику предстоит ещё много узнать про еду в целом и алкогольные напитки в частности.

Ещё Марина в свободное (ха-ха) от Тёмы время выучилась на дизайнера интерьеров и теперь у неё всё вокруг похоже на гвозди. Поэтому у нас дома ремонт. Каждый день мы передвигаем мебель и переносим вещи из одной комнаты в другую, а вечером возвращаем на места. Это такой... амбулаторный ремонт.

Пока моё главное впечатление от ремонта — я вчера выбросил две люстры сразу.

Текст для февральского номера журнала The Voice Mag

Если уж совсем честно, всегда хотелось быть уверенным в себе мужчиной. Особенно с женщинами. Таким, чтобы увидел, позвал на свидание, сидишь напротив неё за столиком в кафе расслабленный и ироничный. Умеешь привлечь официанта одним взглядом, а не «изви... извините... пожалуйста». Источаешь надежность, а рука твоя тепла и этой тёплой рукой ты подливаешь ей чай и пододвигаешь пироженку.

Но так никогда не было. И я почти уверен, что у других мужчин тоже, и всякая их внешняя невозмутимость, деловой вид, небрежный взгляд и прочие шуточки — это обман. Отчаянная маскировка. Если проходите мимо кафешки, где сидит множество пар, и при этом из дверей доносится отчетливый запах страха — значит, там сразу у нескольких мужчин первое свидание.

Ну потому что женщина страшная! Она… сильная! Она может… всё! Может не улыбнуться в ответ на шутку, и отвечать односложно, и сама легко позвать официанта, пока вы сидите, как тюфяк, пытаясь перехватить официанта глазами, в которых мольба. Или может рассказать такую историю из собственной жизни, что сразу чувствуешь себя, ну, не совсем состоятельным в плане жизненного опыта.

Вообще, конечно, я последний человек, которого стоит спрашивать про стратегию поведения на свидании, а уж тем более на первом. Я, например, однажды на свидании чихнул на булочку со сливками в тот момент, когда её кусал. А там сверху было очень, очень много пудры. Я даже думал в ту секунду не оставаться сидеть, а сбежать, исчезнув в облаке пудры, как Чёрный плащ из диснеевского мультика. Это было бы по крайней мере эффектно.

Если же вы всё-таки решитесь спросить моего совета, у меня есть только один: научись кататься на роликах. За универсальность не ручаюсь, но для меня он сработал — кажется, именно роликам я обязан началу своей половой жизни.

По меньшей мере три из моих не слишком многочисленных первых свиданий начинались роликовой прогулкой, а одно — встречей на катке, потому что была зима, а ролики зимой не едут. Роликовое рандеву виделось это достаточно безопасным для всех — девушка находится где-то на людях, мимо нас проплывает пейзаж, на котором можно сосредоточить внимание спутницы, есть повод взять за руку, помогая с манёвром. А если вдруг станет совсем страшно, я смогу просто... уехать от неё. Да, это не слишком почётно, но я подумаю об этом где-нибудь на другом конце парка.

С Мариной у нас тоже было первое свидание, просто не сразу. Когда мы впервые встретились, я сидел на полу офиса, широко расставив ноги на расстеленных газетах, и пересаживал фикус из одного горшка в другой. Мужчины обычно не так представляют свою выгодную позицию для первой встречи — полурасстёгнутая рубашка не обтягивала мой торс, непокорная чёлка не ниспадала на лоб. И я ещё плечом прижимал к уху мобильник, поэтому сидел с наклоненной вбок головой и выглядел как голубь, который увидел булку.

Мой начальник в тот день привёл Марину, чтобы показать ей новое рабочее место. Марина поработала в соседнем отделе месяца три, а потом ушла в другую компанию, не зная, что я вот-вот позову её на первое свидание. И я почти сразу так и сделал. Через полгода. Дождался лета, потому что летом… да, ролики, вы всё правильно поняли.

На той встрече мы оба сразу же поняли, что нужно немедленно встретиться так же еще через полгодика, а потом ещё через полгодика. Так и было, пока я решительно не отринул свои сомнения, её сомнения и ролики.

В общем, я довольно долго тяготился этим непонятным, неукротимым трепетом, пока не подумал однажды, что это просто индикатор чего-то значимого. Чувствуешь, как где-то между плечами начинает перекатываться туда-сюда пучок мурашек? Значит, в твоей жизни происходит нечто важное.

Да, возможно, хотелось бы какой-то другой, более приятный маркер, но знаешь, ты по крайней мере способен говорить с женщиной и улыбаться ей, довольствуйся этим. И подлей уже чёртов чай.

Не первый раз по дороге из садика домой думаю, что из меня бы получился неплохой маньяк.
— Почему? — спрашивает Марина, когда я пришёл домой и рассказываю ей.
— Потому что ну какие подозрения может вызвать человек с пустой детской коляской? И ещё в жёлтой шапке.

Вообще коляски можно оставлять в детском саду, но тогда Тёма, выйдя из садика, сядет в коляску, скажет «Поехали вперёд!» и тут же заснёт, порушив себе и нам распорядок дня. Поэтому я каждый день возвращаю коляску домой. И за Урал коляски стал перегоня-я-ять.

— По-моему, — отвечает Марина, — как раз довольно подозрительно, что коляска есть, а ребёнка нет.

— Ничего ты не понимаешь в подозрительности. Наоборот, это привлекает первичное внимание и выглядит немного нелепо, при этом очень легко объясняется. Вот остановит меня полиция, рыщущая по району в поисках серийного убийцы, а я им: «Да я же вот, просто ребенка в сад отвёл, а сам иду домой, вот коляска даже». И полицейские в ответ разочарованно так: «Ну ла-а-адно...», и уже собрались дальше рыскать, но напоследок вдруг внезапный вопрос: «А где вы были в 8:53 сегодня?!». А я спокойно отвечаю: «В магазине был, покупал творог». И покажу им творог.

А я правда зашёл с коляской в магазин и купил творог. И показываю творог Марине, как будто она полицейский в поисках маньяка.
— Ну и вот, пойду себе дальше, такой слегка трогательный с творогом, коляской и в жёлтой шапке. И никто не догадается, что я, может быть, только что разрезал человека на десять кусков и пять из них съел.

— В это даже я не поверю, пока ты там решил худеть.

— Ага. Если полиция всё же припрёт меня к стенке и скажет: «Ты съел пять кусков человека, бессердечная ты тварь с коляской!», я отвечу, что конечно же нет, потому что я на диете и мне больше двух кусков нельзя.

А если он был жирный, то вообще максимум один, а лучше, конечно, ограничиться творогом. Вот, кстати, творог, я его только что купил.

Но самое сильное впечатление, конечно, оказал на меня сегодня разговор в магазине. Это маленький совсем магазинчик, куда я обычно не захожу, но тут вот прижало прям, нужен был творог немедленно.

Я подошел к холодильнику с молочкой, постоял некоторое время, не нашел глазами творог и собрался уходить. И тут продавец такая спрашивает:
— Что вы ищете?
— Творог.
— Что?
— Творог.
— Что, не поняла?
— ТВО-РОГ.
— Водка?!
— ...
— ...

Вот это я называю «агрессивный маркетинг». А так, немного уютного безумия с утра — конечно, почему нет.

Размышлял как-то, почему мне не нравится футбол, хоккей и, в целом, прочие командные игры. Надумал примерно следующее: как будто не хочется участвовать в спорте или игре, где мой результат сильно зависит от других людей, тем более нескольких.

Что-то вроде: «Я могу быть невероятно хорош, но сокомандники всё залажают», и наоборот: «Команда может почти добиться победы, но я могу всё облажать и буду виноват в поражении» — что одно, что другое мне тяжело выносить, даже просто представляя это в голове.

Личное мастерство в битве с другим человеком или (что ещё лучше) в гонке со временем воспринимается гораздо ценнее и... честнее, что ли. Максимум — что-то парное, типа авторалли. Доверять одному человеку — это ещё куда ни шло.

С другой стороны, мне чисто как концепция вполне понятен «командный дух» и радость победы, добытой четкими совместными усилиями. Как в американских спортивных драмах про бейсбол, когда решительно ничего непонятно, что там происходит, но в конце невольно пробивает на слезу.

Можно, конечно, предложить самому себе поработать над доверием. Все же знают, что один в поле не воин и всё такое прочее. Но что-то как-то не хочется всё равно.

Посмотрел фильм «Анора» про любовь к деньгам и уважение к родителям. Рассказываю безо всяких там шуточек, просто, что называется, констатируя художественную действительность.

Девушка Эни работает с людьми. Она танцовщица в ночном клубе и всю ночь ходит по клубу и обслуживает танцами и разговорами беспорядочно сидящих там мужчин. А по утрам Эни возвращается в маленький домик, рядом с которым всегда грохочет поезд надземного метро. В домике Эни падает без сил и спит. Её можно понять — попробуйте сами всю ночь разговаривать с незнакомыми людьми и одновременно танцевать. И всё это на каблуках, и музыка грохочет, и купюры натирают поясницу.

Однажды Эни встречает в клубе Ваню. Ваня пришел отдохнуть, потому что это единственное, что делает Ваня — отдыхает. Ваня молод и кудряв, он смеётся, всё время говорит «афигенно!» и у него безлимит на деньги. Полагаем, что это и правда «афигенно».

Ваня зовёт Эни к себе в гости. Эни надевает свои лучшие колени и, мелко семеня в тесном платье, приходит к Ване. А там такой домище, что просто... «афигенно», именно так.

Из Вани в разные стороны торчат кудри и деньги, и он постоянно куда-то тянется — то за бонгом, то за геймпадом, то за Эни. Что нащупает, тем и рад. Когда Ваня тянется не одной рукой, а сразу двумя — это значит, что он всех собирает на тусовку.

Но как известно, лучше тус могут быть только тусы, на которых ещё не бывал. А лучшие тусы всегда где? В Вегасе! Через минуту Ваня уже поливает частный самолёт шампанским изнутри. Почему богатые люди так любят летать в липких самолётах? Непонятно.

В Вегасе Ваня вдруг чувствует к Эни любовь. Он не привык ни отказывать себе, ни особенно разбираться, что он там чувствует, поэтому сразу тянется рукой к церкви — и их немедленно женят.

В глазах Эни искрится радость любви и материального обеспечения. Но и любви тоже. А как же!

В глазах Вани искрится грин-карта и радость любви. Но и грин-карта тоже. А как же!

И всё в целом идёт неплохо, но довольно скоро мать Вани и жена отца Вани Галина где-то в далёкой России заходит в интернет. А там... Галка, ты щас умрёшь! Сын Ваня женился на прости... прости, Галина, но она танцовщица.

Галина звонит Торосу.

Торос — это армяно-американский крёстный отец Вани. Торос как раз проводит в бруклинской церкви крещение, но когда звонит Галина — тут сразу не до таинств, надо бросать младенцев в купель и мчаться. Господь простит, Галина нет.

Галина командует Торосу вернуть всё как было и вот уже в дверь особняка Вани уже звонят подручные Тороса — это Юра Борисов и какой-то армянин. Даже сквозь глухую закрытую дверь видно, как блестяще играет Юра Борисов.

Подручные Тороса входят в дом и на русско-английско-матерном доносят до Вани мысль, что его родители скоро приедут сюда, в Америку, и заберут Ваню обратно туда, в Россию, чтобы он там работал. Раздается ужасный Ванин крик. Только не работать! Он же ещё так молод!

Ваня всех оскорбляет на правах сына главного босса. Эни тоже всех оскорбляет на правах жены. Юра Борисов молча сидит на диване, как Каннский лев.

Не в силах выдержать давление обстоятельств и медлительность Эни, Ваня сбегает из особняка натурально вниз по улице. Подручный армянин одновременно пытается догнать Ваню и командует Юре Борисову схватить Эни и не дать ей позвонить в полицию. Юра тянет к Эни свои пальмовые ветви.

Эни визжит, ломает мебель и подручный армянский нос. Все начинают кричать и частично гундосить, тут как раз подъезжает Торос и тоже кричит. Сцена напоминает отбраковку Кустурицы и задаёт тон всему последующему действу — отныне все будут исключительно кричать и только Юра Борисов кричать не будет. Юра будет управлять бесчисленным количеством морщин у себя на лбу.

Становится ясна сверхзадача. Нужно найти и разженить Ваню обратно, прежде чем в Америку из России прилетят родители Вани и напялят всех на Золотой глобус.

Для этого крестные армяне и Юра берут Эни, садятся в джип и всю ночь ездят по Ваниным местам. Они, как уже было упомянуто, всё время кричат и ругаются, только Юра молчит на заднем сиденье и безостановочно слепит всех исходящим от него сиянием актерского мастерства.

Под утро компания находит Ваню — он залёг на дно в стриптиз-клубе, для дополнительной конспирации напившись в сопли и наевшись наркотиков. Армяне с трудом распознают среди наркотиков Ваню и везут его в суд — разводить.

В суде выясняется, что Ваня и Эни поженились в Лас-Вегасе, то есть в другом штате, так что Нью-Йоркский суд тянет-потянет, но разженить их не может. Армяне рвут на себе волосы. В каждой сцене фильма сзади в углу экрана молчаливым свидетелем маячит Юра Борисов, играя как два Марлона Брандо. Волосы на себе Юра не рвёт — у него их нет.

Полуармянская кавалькада приезжает в аэропорт, куда прилетают родители Вани — мама Галина и папа Николай, которого безальтернативно играет Серебряков. Торос рассказывает им, что, в общем, надо лететь в Лас-Вегас. Эни пытается воздействовать на Ваню и внушить ему возмутительную мысль о взрослости, мужественности и самостоятельном принятии решений в собственной судьбе. То есть максимально не попадает в аудиторию. Эни буквально пытается оттащить мужа от трапа самолета, но тут Ваня наконец поворачивается и говорит ей, что она дура. Семейная яхта Эни разбивается о быт. Во всей это сцене солнце светит только на Юру Борисова.

Самолёт стремительно несёт всех в Лас-Вегас. Стремительнее самолёта только понимание, которое приходит к Эни о браке в целом и о браке в с Ваней в частности. Она сидит в окружении пьяного армянина и иллюминаторов. Откуда-то сбоку Юра Борисов сочувственно наливает ей водочки. Мальчик, водочки нам принеси, ноу, ви а рашнз.

Наступает грустная часть. Ваню с Эни суетливо разженивают, а потом отправляют Эни с фоновым Юрой Борисовым обратно в Нью-Йорк. Торос ещё в самом начале дал Эни честное армянское слово, что она после развода получит десять тысяч долларов отступных, и Юра должен отвезти её в банк, а потом домой.

Но банк работает с утра, а сейчас вечер, поэтому Эни и Юра ещё могут переночевать в свободном особняке Вани. Поэтому они полулежат там на диванах. Юра Борисов невероятно уютно курит с закинутой за голову рукой, одним своим видом превращая дорогущий бруклинский особняк в коммунальную кухоньку. На соседнем диване протестующе курит Эни, в перерывах между затяжками оскорбляя Юру последними словами. Юра хихикает, нейтрализуя этим оскорбления, и говорит, что Эни хорошо, но Анора лучше.

В самом конце Юра так же невероятно уютно привозит Эни на своей старой машине к её маленькому домику, рядом с которым исправно грохочет поезд. Юра смотрит на Эни взглядом мощностью до тридцати оскар-ватт, а потом достает из кармана свадебное кольцо Эни. Кольцо у Эни забрал Торос, а Юра тихонько ео подрезал и вот, возвращает. Эни, не разобравшись во взглядах и кольцах, но почувствовав момент, начинает заниматься с Юрой сексом без всякого предупреждения, скрипя копчиком об руль. Можно сказать, что это примирительный секс.

Юра, не прекращая заниматься и смотреть, молча даёт Эни понять, что секс — это, конечно, хорошо, но любовь лучше. Эни плачет прямо посередине секса. Плачет о своей судьбе, внезапном Юре, особняке с окнами в пол, человеческом достоинстве и размытых карьерных перспективах.