Артём Глебыч увеличился настолько, что ему понадобилась новая кровать. Кровать мы раздобыли, но установка одной небольшой новой кровати действует на нашу квартиру как маленькое изменение отступов в вордовском документе — вся остальная мебель съезжает к чертям в другие комнаты, отваливаются пороги, пришлось перетянуть подвесной потолок и проштробить стены в двух местах. И ещё появился новый шкаф. Я потом лично пересчитал количество помещений, просто чтобы убедиться, что это именно новый шкаф, а не какая-то старая комната, которую выдавило из планировки.

Ещё на этом этапе пришлось попрощаться со старожилом нашей квартиры — бабушкиным сервантом. Он стоял такой компактный и места занимал совсем немного, а потом мы вынули из него шесть коробок посуды. Или семь. Или восемь, если считать тот сервиз, две бутылки спирта и бутылку виски возрастом никак не меньше сорока пяти лет, которые мы решили не грузить в коробки, а растворить в кухонных шкафчиках.

Сервант я разместил на Авито бесплатно, просто чтобы его увезли. Через день за ним приехала девушка, посмотрела, всплеснула руками от восторга и вызвала газельку.
— С грузчиками? — спросил я через плечо, пока она заказывала машину в приложении.
— Да!

Через 20 минут в квартиру снова вошла она и водитель. И всё.

— А грузчики? — спросил я чисто формально, сразу все поняв.
— Так мы вдвоем с водителем вынесем, — сказала девушка и попробовала приподнять сервант. Потом попробовала сдвинуть сервант. Но серванту это, как принято говорить сейчас в психологически продвинутых кругах, не отозвалось.

Кряхтя, мы с водителем вдвоём вынесли сервант и водрузили в машину. Так я не только избавился от серванта, но и заработал от девушки 500 рублей всего за пять минут работы грузчиком.

Вместе с новой Тёминой кроваткой в дом временно попал человек, который её должен был собирать. Мог бы и я, конечно, но я собирал прошлую кроватку, потратил на это четыре часа и то потом пришлось половину разбирать. Ну, потому что хитрый маятниковый механизм для укачивания младенца оказался нахрен не нужен при двух специальных укачивающих людях, один из которых ещё и со встроенной системой подачи еды.

Так что в этот раз пусть собираю не я. По Марине было видно, что она хотела сама, но сдержалась.

Пока кроватку собирали, в комнату проник Артём Глебыч. «Дяденька, не забудьте прикрутить ещё вот эти винтики», — сказал он, вызвав волну умиления у мужчины в спецовке. «И не забудьте положить сверху вот этот матрас», — тут же сразу сказал он, вызвав ещё одну волну умиления, но уже поменьше. Потом Тёма ещё пять раз напомнил ему про винтики.

А потом уже выяснилось, что часть винтиков дяденька на свои места поставил, но таки не прикрутил. Из чего мы можем сделать два вывода: малышковский техконтроль был оправдан, и никто не в состоянии нормально сделать свою работу с первого раза.

У нас теперь совсем настоящий ребёнок. Он орёт по поводу всего: хочу гулять, не хочу гулять, вода горячая, вода холодная, мама помоги, мама отойди, не хочу в садик, не хочу домой, просто не хочу, понеси самокат, хочу пописать и я пописал.

Одна щека у него розового цвета, потому что он здоровый сытый мальчик. Вторая щека у него зелёного цвета, потому что первая (здоровая и сытая) покрашена розовым фломастером, а вторая зелёным. Фломастер, конечно, не смывается.

— Мама, я хочу твою печеньку.
— Нет, Тёма, эту печеньку тебе нельзя, я тебе её потом дам, когда тебе исполнится три годика, — Марина защищает своё исключительно право на «Ягодное лукошко» по утрам.

Тёма попробовал еще разок на следующий день: «Мама, можно мне твою печеньку?». Но нет, опять нельзя. Мальчик задумался до следующего завтрака:
— Мама, я хочу проверить, какой у твоей печеньки вкус.

Не проси печеньку. Тестируй её.

Но в целом булочки Тёме можно, поэтому если он просит, Марина иногда заходит с ним в пекарню.
— Тёма, какую ты хочешь булочку?
— Просто булочку.
— Гм... Хочешь круассан?
— Нет, круассан не хочу. Меня от него тошнило.

Мальчику предстоит ещё много узнать про еду в целом и алкогольные напитки в частности.

Ещё Марина в свободное (ха-ха) от Тёмы время выучилась на дизайнера интерьеров и теперь у неё всё вокруг похоже на гвозди. Поэтому у нас дома ремонт. Каждый день мы передвигаем мебель и переносим вещи из одной комнаты в другую, а вечером возвращаем на места. Это такой... амбулаторный ремонт.

Пока моё главное впечатление от ремонта — я вчера выбросил две люстры сразу.

Текст для февральского номера журнала The Voice Mag

Если уж совсем честно, всегда хотелось быть уверенным в себе мужчиной. Особенно с женщинами. Таким, чтобы увидел, позвал на свидание, сидишь напротив неё за столиком в кафе расслабленный и ироничный. Умеешь привлечь официанта одним взглядом, а не «изви... извините... пожалуйста». Источаешь надежность, а рука твоя тепла и этой тёплой рукой ты подливаешь ей чай и пододвигаешь пироженку.

Но так никогда не было. И я почти уверен, что у других мужчин тоже, и всякая их внешняя невозмутимость, деловой вид, небрежный взгляд и прочие шуточки — это обман. Отчаянная маскировка. Если проходите мимо кафешки, где сидит множество пар, и при этом из дверей доносится отчетливый запах страха — значит, там сразу у нескольких мужчин первое свидание.

Ну потому что женщина страшная! Она… сильная! Она может… всё! Может не улыбнуться в ответ на шутку, и отвечать односложно, и сама легко позвать официанта, пока вы сидите, как тюфяк, пытаясь перехватить официанта глазами, в которых мольба. Или может рассказать такую историю из собственной жизни, что сразу чувствуешь себя, ну, не совсем состоятельным в плане жизненного опыта.

Вообще, конечно, я последний человек, которого стоит спрашивать про стратегию поведения на свидании, а уж тем более на первом. Я, например, однажды на свидании чихнул на булочку со сливками в тот момент, когда её кусал. А там сверху было очень, очень много пудры. Я даже думал в ту секунду не оставаться сидеть, а сбежать, исчезнув в облаке пудры, как Чёрный плащ из диснеевского мультика. Это было бы по крайней мере эффектно.

Если же вы всё-таки решитесь спросить моего совета, у меня есть только один: научись кататься на роликах. За универсальность не ручаюсь, но для меня он сработал — кажется, именно роликам я обязан началу своей половой жизни.

По меньшей мере три из моих не слишком многочисленных первых свиданий начинались роликовой прогулкой, а одно — встречей на катке, потому что была зима, а ролики зимой не едут. Роликовое рандеву виделось это достаточно безопасным для всех — девушка находится где-то на людях, мимо нас проплывает пейзаж, на котором можно сосредоточить внимание спутницы, есть повод взять за руку, помогая с манёвром. А если вдруг станет совсем страшно, я смогу просто... уехать от неё. Да, это не слишком почётно, но я подумаю об этом где-нибудь на другом конце парка.

С Мариной у нас тоже было первое свидание, просто не сразу. Когда мы впервые встретились, я сидел на полу офиса, широко расставив ноги на расстеленных газетах, и пересаживал фикус из одного горшка в другой. Мужчины обычно не так представляют свою выгодную позицию для первой встречи — полурасстёгнутая рубашка не обтягивала мой торс, непокорная чёлка не ниспадала на лоб. И я ещё плечом прижимал к уху мобильник, поэтому сидел с наклоненной вбок головой и выглядел как голубь, который увидел булку.

Мой начальник в тот день привёл Марину, чтобы показать ей новое рабочее место. Марина поработала в соседнем отделе месяца три, а потом ушла в другую компанию, не зная, что я вот-вот позову её на первое свидание. И я почти сразу так и сделал. Через полгода. Дождался лета, потому что летом… да, ролики, вы всё правильно поняли.

На той встрече мы оба сразу же поняли, что нужно немедленно встретиться так же еще через полгодика, а потом ещё через полгодика. Так и было, пока я решительно не отринул свои сомнения, её сомнения и ролики.

В общем, я довольно долго тяготился этим непонятным, неукротимым трепетом, пока не подумал однажды, что это просто индикатор чего-то значимого. Чувствуешь, как где-то между плечами начинает перекатываться туда-сюда пучок мурашек? Значит, в твоей жизни происходит нечто важное.

Да, возможно, хотелось бы какой-то другой, более приятный маркер, но знаешь, ты по крайней мере способен говорить с женщиной и улыбаться ей, довольствуйся этим. И подлей уже чёртов чай.

Не первый раз по дороге из садика домой думаю, что из меня бы получился неплохой маньяк.
— Почему? — спрашивает Марина, когда я пришёл домой и рассказываю ей.
— Потому что ну какие подозрения может вызвать человек с пустой детской коляской? И ещё в жёлтой шапке.

Вообще коляски можно оставлять в детском саду, но тогда Тёма, выйдя из садика, сядет в коляску, скажет «Поехали вперёд!» и тут же заснёт, порушив себе и нам распорядок дня. Поэтому я каждый день возвращаю коляску домой. И за Урал коляски стал перегоня-я-ять.

— По-моему, — отвечает Марина, — как раз довольно подозрительно, что коляска есть, а ребёнка нет.

— Ничего ты не понимаешь в подозрительности. Наоборот, это привлекает первичное внимание и выглядит немного нелепо, при этом очень легко объясняется. Вот остановит меня полиция, рыщущая по району в поисках серийного убийцы, а я им: «Да я же вот, просто ребенка в сад отвёл, а сам иду домой, вот коляска даже». И полицейские в ответ разочарованно так: «Ну ла-а-адно...», и уже собрались дальше рыскать, но напоследок вдруг внезапный вопрос: «А где вы были в 8:53 сегодня?!». А я спокойно отвечаю: «В магазине был, покупал творог». И покажу им творог.

А я правда зашёл с коляской в магазин и купил творог. И показываю творог Марине, как будто она полицейский в поисках маньяка.
— Ну и вот, пойду себе дальше, такой слегка трогательный с творогом, коляской и в жёлтой шапке. И никто не догадается, что я, может быть, только что разрезал человека на десять кусков и пять из них съел.

— В это даже я не поверю, пока ты там решил худеть.

— Ага. Если полиция всё же припрёт меня к стенке и скажет: «Ты съел пять кусков человека, бессердечная ты тварь с коляской!», я отвечу, что конечно же нет, потому что я на диете и мне больше двух кусков нельзя.

А если он был жирный, то вообще максимум один, а лучше, конечно, ограничиться творогом. Вот, кстати, творог, я его только что купил.

Но самое сильное впечатление, конечно, оказал на меня сегодня разговор в магазине. Это маленький совсем магазинчик, куда я обычно не захожу, но тут вот прижало прям, нужен был творог немедленно.

Я подошел к холодильнику с молочкой, постоял некоторое время, не нашел глазами творог и собрался уходить. И тут продавец такая спрашивает:
— Что вы ищете?
— Творог.
— Что?
— Творог.
— Что, не поняла?
— ТВО-РОГ.
— Водка?!
— ...
— ...

Вот это я называю «агрессивный маркетинг». А так, немного уютного безумия с утра — конечно, почему нет.

Размышлял как-то, почему мне не нравится футбол, хоккей и, в целом, прочие командные игры. Надумал примерно следующее: как будто не хочется участвовать в спорте или игре, где мой результат сильно зависит от других людей, тем более нескольких.

Что-то вроде: «Я могу быть невероятно хорош, но сокомандники всё залажают», и наоборот: «Команда может почти добиться победы, но я могу всё облажать и буду виноват в поражении» — что одно, что другое мне тяжело выносить, даже просто представляя это в голове.

Личное мастерство в битве с другим человеком или (что ещё лучше) в гонке со временем воспринимается гораздо ценнее и... честнее, что ли. Максимум — что-то парное, типа авторалли. Доверять одному человеку — это ещё куда ни шло.

С другой стороны, мне чисто как концепция вполне понятен «командный дух» и радость победы, добытой четкими совместными усилиями. Как в американских спортивных драмах про бейсбол, когда решительно ничего непонятно, что там происходит, но в конце невольно пробивает на слезу.

Можно, конечно, предложить самому себе поработать над доверием. Все же знают, что один в поле не воин и всё такое прочее. Но что-то как-то не хочется всё равно.