Середина ноября — это уже практически Новый год. Рекламу Кока-колы нам, конечно, уже не покажут, да и мандарины в этом году, прямо скажем, пахнут горечью, но он всё равно придёт.

А праздник — это в первую очередь предвкушение, конечно. Я вот уже предвкушаю, как все раскупят салюты и буду взрывать их две недели по ночам. Артём Глебович будет в экзальтации.

Мы ещё живём на краю парка, куда все добропорядочно отходят, чтобы никому не мешать и достичь максимального акустического поражения. Клянусь, в ту секунду, когда я это писал, за окном грохнула петарда.

Но дело, конечно, не в салютах, а в ёлке, иначе ради чего это всё. В прошлом году мы с Мариной задолбали себя ёлкой. Купили живую в горшке, тряслись над ней и чахли. А гадская ёлка чахла в ответ и опадала как три, нет, четыре ёлки!

После нового года мы с кряхтением вынесли её на холодный балкон (который, вообще-то, общедомовая собственность и мы должны быть наказаны по всей строгости закона), чтобы потом передать Марининой подруге. И подруга заберёт её и высадит у себя на даче и будет радоваться... ёлке. Ну правда, чему ещё может радоваться почти пятидесятилетняя женщина!

Короче, план сработал. Точнее, сработал именно так, как я заранее знал, как он сработает: ёлка сдохла на том балконе и стоит там до сих пор. Зато это первый раз, когда уже ноябрь, а я не выбросил новогоднюю ёлку. Чувствую, как что-то во мне удовлетворенно улыбается этому факту.

А чего я вообще об этом вспомнил-то. Подходит ко мне сейчас Марина и говорит: «Глеб, я хочу купить ёлку». Конечно, говорю, давай. А КАКУЮ?

А Марина говорит, мол, ну такую — две веревки, восемь поперечных палочек, гирлянда и фанерные снежинки. Она плоская, вешается на стену и занимает места ноль.

Кажется, Марина поняла про ёлки что-то бесконечно важное.